Строптивая кобыла
Выдала попадья дочку замуж с хорошим приданым, а после свадьбы стала ее жаба давить: зачем да зачем так расщедрилась, небось и так пошла дочь в богатую семью, а теперь вот сиди да считай гроши! Грызла, грызла себя, и до того загрызла, что взяла как-то раз да и повесилась. Ну, похоронили ее при дороге, как водится самоубийц хоронить, да и забыли о ней.
Прошло какое-то время, и вдруг кузнец той деревни слышит ночью: кто-то в окошко стучит. Подъехали какие-то верховые:
— Подкуй нашу кобылку, кузнец! Да поосторожней, больно строптивая.
Посулили щедро заплатить, ну, он и пошел в кузню, даром что ночь. Пока ковал, кобылка и в самом деле все время дергалась: только отведав кнута, успокоилась немножко.
Получил кузнец деньги — хорошие деньги! Вот кончил работу, всадник тотчас вскочил верхом. Кузнец глядит — и глазам не верит: да это ж не кобыла, а знакомая попадья, та самая, что недавно руки на себя наложила, вот и петля на шее! И всадник не человек, а черт с копытами и хвостом, и другие всадники — такие же черти, которые верхом либо на утопленниках, либо на удавленниках сидят!
Кузнец перекрестился — всё с визгом и шумом тотчас же скрылось с глаз. Насилу он очухался, да не пошли ему на пользу шальные деньги: недели через две помер, а отчего — неведомо.
Самоубийц народ относит к числу заложных покойников, причем самых опасных из них. Самоубийство во все времена считалось страшным грехом, после чего душа человеческая сразу уходит к дьяволу. Обычное их наименование — «дьяволу каша», то есть жертва Сатане, «черту баран», «чертова лошадка»: на них в аду a черти воду возят. Глава всех самоубийц — Иуда Искариот, некогда предавший Христа. В аду он сидит на коленях у Сатаны, как его любимое дитя. Старинное предание гласит, что, когда Иисус после воскресения был в аду и выводил оттуда души праведных, он звал и Иуду, но тот пожелал остаться на коленях у дьявола.
Впрочем, в аду души самоубийц тоже не могут зажиться: ведь они, как все заложные покойники, лишены нормального церковного отпевания и погребения (место их упокоения — жальники, божедомки), а потому несчастные обречены скитаться неприкаянными, чаще всего около того места, где покончили счеты с жизнью. Говорят, семь лет самоубийца не может расстаться с прежним обликом: в полночь удавленник раскачивается на ветке дерева, где повесился, свистит, кричит, утопленник плещется в волнах, и каждый норовит погубить прохожего человека. Чтобы хоть как-то обезопаситься от них, дерево, на котором кто-то повесился, срубали, колодец, в котором кто-то утоп, засыпали (чтобы на этом проклятом месте никого не тянуло снова согрешить).
Самоубийцы, конечно, враждебны оставшимся в живых. Они обращаются в упырей и вурдалаков, русалок, водяных, бродят привидениями, — встреча с ними смертельно опасна. Более того, иногда они замыкают тучи и насылают засуху, а то и наоборот — проливные дожди на крестьянские поля. От них старались оберечься, как от ведьм и колдунов: при погребении пробивали тело осиновым колом, подрезали коленные жилы, у могилы сыпали мак: выйдет грешная душа ночью из могилы, увидит мак и начнет его пересчитывать до самого утра, когда уже поздно будет людям вредить. Если человеку все-таки встретился самоубийца, его можно отогнать ударом наотмашь, как и всякую другую нечисть, говоря при этом только «раз», но ни в коем случае не «два», а то снова пристанет.
Между прочим, если перед тем как решиться покончить с собой, человек произнесет имя Господа, самоубийство не удастся.
Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев
«Русские легенды и предания»