Кий, Щек, Хорив, Лыбедь

0025-3538099

  КИЙ, ЩЕК, ХОРИВ, ЛЫБЕДЬ — три легендарных брата и сестра, которые, по летописному свидетельству, в стародавние времена основали город и назвали его в честь старшего брата Киевом.

  В Киевской Руси о Кие, Щеке, Хориве и Лыбеди сохранились лишь смутные воспоминания. Некоторые древнерусские книжники утверждали, что Кий был простым перевозчиком через Днепр. Другие летописцы считали Кия князем полян, ссылаясь на то, что тот якобы посетил Константинополь, где удостоился почестей со стороны византийского императора. Возвращаясь в Киев, он основал на Дунае небольшой городок Киевец и хотел в нем поселиться, но, встретив противодействие местного населения, вынужден был возвратиться в Киев, где и умер. В XVII в. возникла легенда, что Аскольд и Дир были прямыми потомками Кия.

  Среди историков также нет единого мнения по поводу летописных сообщений о Кие и его родственниках. Одни исследователи склонны с определенными оговорками доверять им. Другие предполагают, что личные имена братьев и сестры произведены от названий гор и реки в окрестностях Киева: Лыбедь — от р. Лыбедь, Щек и Хорив — от гор Щековица и Хоривица (Хоревица), а Кий — от названия самого города. Возможно, в преданиях о Кие сохранились воспоминания о дунайской прародине племени полян-руси.

автор статьи А. Королев

olympus-digital-camera-3   Легенда о Кие.

  Начало истории Руси как государственного объединения южной части восточнославянских племен связывается с легендарной фигурой Кия. В «Повести временных лет» помещено предание об основании Киева тремя братьями — Кием, Щеком, Хоривом и их сестрой Лыбедью, очень популярное в литературе. Оно имеет все признаки фольклорного оформления и внеисторический характер. Здесь присутствуют такие популярные сюжеты, как идея «основателей», классическая триада (три брата), подчеркнуто внимание к топонимике и пр. Поэтому в историографии второй половины XIX — начала XX в. получила распространение теория «эпонимного», «этимологического» мифа — согласно которому летописный рассказ представлял собой вымысел хрониста, пытавшегося объяснить возникновение названий киевских урочищ. Некоторое время эта концепция была господствующей; ее поддерживали С.М. Соловьев, А.А. Шахматов, Н.И. Петров, Д.И. Багалей, В. Базилевич и др.

  Однако эта теория была опровергнута археологическими исследованиями. Раскопками Д.В. Милеева в 1908—1909 гг. найдены остатки городища, о котором говорится в летописном предании («Город Кия»). В довоенные и послевоенные годы укрепление древнейшего Киевского замка были прослежены детально (раскопки Т.М. Мовчановского в 1936—1937 гг., М.К. Каргера в 1939 и П.П. Толочко в 1969—1980 гг.). Установлено, что «Город Кия» сооружен не позднее VIII в., скорее всего, значительно раньше. Таким образом, произошел решительный поворот в сторону признания реальной исторической основы летописного предания, которое, по мнению современных исследователей, представляет собой фольклорное воспоминание о сооружении первого киевского городища.

  »Повесть временных лет» сообщает некоторые важные подробности политической биографии Кия, который княжил «в роде своем«. Пребывая в Константинополе, он принял «великую честь от царя«; предпринял попытку закрепиться в Нижнем Подунавье и даже построил там опорный пункт — «градок Киевец«, но неудачно — «не приняли его» местные племена. Он вынужден был отойти в Среднее Поднепровье и, основав там новую резиденцию — Киев, умер.

  В различных по характеру и происхождению источниках существует широкий круг параллелей. Речь идет о древнерусском эпосе, западнославянских преданиях, памятниках византийской, армянской, скандинавской, старогерманской литературы, произведении готского писателя VI в. Иордана и др.

  По содержанию эти источники подразделяются на две группы. В некоторых находим сведения о Лыбеди и ее братьях (в числе которых, однако, Кий не назван). Корни сюжета уходят во вторую половину IV в. Другие сообщают о совершенно реальной деятельности исторического Кия (первая половина VII в.). К последним принадлежат произведения византийской литературы, представляющие для нас наиболее значительную информативную ценность, а также армянский вариант киевской легенды. Это «История Тарона», произведение VIII в., приписываемое двум авторам: Зенобу Глаку и Иоанну Мамиконяну. Впервые на совпадение содержания двух памятников обратил внимание Н.Я. Марр; позднее эта тема разрабатывалась другими учеными.

  В литературе признано, что контакт Кия с греческим императором приходится на конец VI — первую половину VII в., в период активного продвижения славянских племен на Балканы. Это движение, по свидетельству византийских источников, начинается в первые годы правления Юстиниана I. Б.А. Рыбаков высказал предположение, что именно этот император «с великою честью» принимал Кия. Правда, в последнее время исследователь считает возможным датировать это событие правлением Анастасия. Такая точка зрения, однако, вызывает серьезные сомнения. Об Анастасии вообще не может быть и речи, так как в его время (491—518) Балканские войны еще не начались и о наших предках византийцы практически ничего не знали. В период Юстиниана I и его ближайших преемников славяне соприкасались с греками в основном на поле брани. Для серьезных дипломатических контактов еще не было условий. Скорее всего, пребывание Кия при императорском дворе следует относить к периоду аварских войн, когда анты выступали союзниками византийцев (последнее подчеркнуто в источниках), то есть ко второй половине VI или к началу VII в. Именно к этому времени относятся известия византийских источников о летописном Кие: во второй редакции «Чудес Дмитрия Солунского», у Феофана Исповедника, у патриарха Никифора и у Иоанна из Никиу.

  В византийских текстах Кий выступает под именем Кувер. По убедительно аргументированному мнению языковедов, славянское имя Кий в архетипе звучало как «Кув»: долгое индоевропейское «u”» на славянской языковой основе дало твердое «ы». Этимологически это имя связано с термином «кувать» — «ковать» (слово «кий» в древнерусском языке означало «молот»). Армянский вариант легенды также сохранил древнюю форму имени героя с корневым «у» (Ку-ар). Частица «-ар» («-ер») — словообразующий элемент для конструкции имен существительных в субъектном значении (как в словах «пахарь»— от пахать, «токарь» — от «точить» и т.д.). Закономерность его в нашем случае подтверждается совпадением армянской и византийской форм.

  В литературе относительно Кувера возникла путаница, вызванная досадным недоразумением. В некоторых текстах герой назван не Кувером, а Кувратом. Поскольку в VII в. жил и действовал болгарский хан с таким именем, то комментаторы провозгласили и Кувера болгарином, не учитывая того, что данные, приведенные в источниках, решительно исключают подобное сопоставление. Между тем «Чудеса Дмитрия Солунского» прямо свидетельствуют о славянском происхождении персонажа.

  На основании перечисленных источников можно реконструировать реальную биографию исторического Кия. Он родом из тех славян, которые под давлением аварского нашествия вынуждены были отступить в область Срем (античный Сирмий), то есть в современную Хорватию. Константин Багрянородный, в частности, пишет о переселении восточнославянского племени хорватов из Прикарпатья в тот же Сирмий. До вынужденного переселения они входили в состав Полянской конфедерации. Таким образом, по происхождению Кий действительно был полянином, хотя и не среднеднепровским. Около 634 г. он восстал против аваров и, оставив Сирмий, искал поддержки у византийского императора Ираклия (610—641).

  Кий получил от императора бенефиций в районе Верхнего Дуная, к тому времени заселенному главным образом славянами, и построил там укрепленный замок (град), который «Чудеса …» называют Керамисиевым лагерем, а летописи — Киевием. Со временем у Кия возникает конфликт с византийской администрацией, в частности, по поводу Солуни. В результате он вынужден покинуть Подунавье и исчезает с горизонта активной византийской политики.

  Дальнейшая судьба Кия мало интересовала греков. Очевидно, он переселился в Среднее Поднепровье, где и основал новую резиденцию — Киев, которому суждено было стать столицей крупного восточнославянского государства.

  Византийские источники приводят некоторые чрезвычайно важные сведения, касающиеся пребывания славянского правителя в Константинополе в молодые годы, его обучения там, личной дружбы с Ираклием, а также принятия им христианства. Так, автор VII в. (современник описываемых событий) Иоанн из Никиу пишет: «Куврат, князь гуннов и племянник Орхана, в юности был крещен и воспитывался в Константинополе в недрах христианства. Он вырос при царском дворе. Он был тесно связан дружбой с Ираклием, после его смерти, как осыпанный царскими милостями, проявлял преданную благодарность к его детям и жене Мартине. Силой святого и животворного крещения, им принятого, он побеждал всех варваров и язычников«. Безусловно, приведенные сведения заслуживают внимания.

  Ираклий родился в 575 г. Если Кий был его одногодком, то в момент восстания, дунайской эпопеи и основания Киева ему было около 60 лет, то есть он был уже пожилым человеком. Обучение в Константинополе приходится на последнее десятилетие VI в. — время правления императора Маврикия (582—602), который уделял большое внимание культурным делам (при его правлении Константинопольский университет переживал кратковременный подъем).

  Нас интересует сообщение Иоанна (дважды повторенное) о крещении Кия — Кувера. Оно не кажется невозможным. Длительное пребывание в христианской стране, при дворе властителя, который привык считать себя лидером христианского мира, обучение в учебном заведении, находившемся под опекой церковной курии, не могли не оказать влияния на сознание молодого Кия. Поэтому его приобщение к христианству представляется не только возможным, но и закономерным.

  Полное молчание остальных источников по этому поводу, однако, вызывает настороженность. Отсутствие какого бы то ни было намека о принадлежности Кия к христианской церкви в летописных текстах, более того — подчеркивание (правда, в явно предубежденных произведениях) язычества трех братьев-основателей, можно объяснить сравнительно поздней тенденцией приписывать всю честь просвещения Руси Аскольду или Владимиру Святому. Так же и молчание остальных византийских источников и «Истории Тарона»: слишком лаконичный характер греческих хроник и специфика армянской (скомпонованной из разнообразных фрагментов и оторванной от конкретных исторических реалий) призывает к осторожности в выводах. Наиболее подробным является сообщение в «Чудесах Дмитрия Солунского», произведении не столько историческом, как житийном. Его авторы вряд ли стали бы рекламировать принадлежность варваров к христианству, особенно если они вступали в вооруженный конфликт с христианами-греками и угрожали Солуни, которой покровительствовал Дмитрий.

  Проблема остается открытой и требует дальнейшей источниковедческой разработки, но при всех условиях свидетельство Иоанна Никиуского заслуживает внимания.

автор статьи М.Ю. Брайчевский

Прокрутить вверх